...бог симфоний...

[PALASH]

Скрипач Моня

Скрипач аидиш Моня, когда-то бог симфоний,
Играет каждый вечер в ростовском кабаке.
Костюмчик так не очень, но чистый: между прочим,
И кое-что в потертом кошельке.
Скрипач аидиш Моня, скрипач всегда в законе.
Когда задуют ветры, и душу замутит,
Тогда к тебе приду я, и все как ветром сдует,
И мы споем наш старенький мотив.

Припев:
Здравствуйте, гости, ай не надо, ай бросьте,
Здравствуйте, гости, дорогие мои.
Столик Ваш справа, Моня - бис, Моня - браво,
Моня не гордый, Моня пьет на свои.

Проигрыш (соло скрипки)

Скрипач аидиш Моня, в своих сухих ладонях
Мое ты держишь сердце, как горло держит стих.
Смычком едва касаясь завистных струн-красавиц,
Грехи мои больные отпусти.
Играй, маэстро Моня, я вечно на перроне,
Я трусь об них, как трется о струны канифоль,
Но каждый раз в вагоне, пассажи твои, Моня,
Снимают вмиг мне головную боль.







«Моня не гордый, Моня пьет на свои…»

Интервью с героем песни А. Розенбаума.
Газета Ростов-папа, 1991


Но бывает ли такое: при посадке-пересадке на пути с Дальнего Востока в Ростов, в Красноярске, Свердловске, Москве, трижды по радио (в разных, правда, часовых поясах) звучит в такси голос Розенбаума:
«Скрипач ростовский Моня…»
Видно, что-то испортилось в сетке передач всесоюзного радио или душа операторов разных программ настроилась на одну и ту же волну вечного уважения к песням, которые не звучат с эстрады, но которые любит так называемый «простой народ»:

«Здравствуйте гости, ах, не надо, ах, бросьте.
Здравствуйте гости, дорогие мои!
Столик ваш справа, Моня – бис, Моня – браво,
Моня не гордый – Моня пьет на свои.»

… Но знаете, от такого совпадения и не ростовчанин задумается, - из какой блатной сказки этот Моня, о котором так искренне уважительно поет Розенбаум на весь мир.
Оказывается, не из сказки и не из блатных времен. Весь этот оттенок в песне – от уважения к городскому фольклору, не более. А Моня, точнее, Соломон Наумович Телесин – ветеран войны и труда, известный ростовский музыкант – и сегодня играет мелодии, так понравившиеся гастролирующему в Ростове Александру Розенбауму.
Новое слово рекламы: кафе работает, но снаружи, на решетке у дверей – амбарный замок, иначе здесь, в ростовской глухомане, в районе базара поселка «Рабочий городок» от желающих попасть в это кафе не отобьешься.
Мы по приглашении. – нам открывают. Внутри мест не много. Кто за ними? Что говорят? Что пьют? Поверьте – это не впечатляет. С порога балдеешь, как от молитвы Кашпировского, от удивительного в наши дни звучания скрипки.
Она на плече у невысокого человека с орденской планкой на груди, который, как и мы, словно ничего не видит и не слышит, кроме этой мелодии.
Это – «скрипач ростовский Моня»
- Сам я коренной ростовчанин, родился на углу Крыловского и Старопочтовой (ныне Станиславского). Когда бываю в этом районе, обязательно заглядываю в старый дворик. Ностальгия, наверное. Ностальгия – это когда тянет в прошлое, туда, где было лучше, чем теперь.
- А что, теперь плохо?
- Непонятно…
А скрипка рыдала и пела, и маленький кабачок как будто бы раздвинул свои стены, потому что большой мелодии не хватало здесь места. Играл Моня. Ростовский скрипач – маэстро.
- Извините за лобовой вопрос, а разве те, кто уехал в тот же Израиль, ностальгию не испытывают?
- Испытывают, еще как, на уровне пытки самообкрадывания. И снятся им ростовские, одесские дворики, окраины наши, тупички, такие как у Темернички, где я когда-то играл в кафе «Скиф».
Вот сюда однажды, после гастрольного концерта, заехал поужинать (говорили, что здесь у Володи Кондратьева лучшая в Ростове кухня и очень уважительно встречают артистов издалека) Александр Розенбаум с друзьями. Кухня действительно оказалась самобытной. Но большее впечатление оказало на Розенбаума не это. В этом захолустье, по сути дела в облагороженном сарае, так пела скрипка, как и в концертных залах не всегда бывает. Чистой души, интересной судьбы оказался тот, кто водил смычком.
- Я напишу о вас песню. – сказал Розенбаум, после того, как они проговорили немало времени, после закрытия кафе.
Было о чем написать. Соломон Наумович в 18 лет ушел на фронт. Был пулеметчиком. Имеет награды. Но главной из них считает Победу, к которой лично причастен.
После того, как стало тихо в мире, вернулся в Ростов, окончил музыкальное училище, играл везде… В симфоническом оркестре, в цирке, в парке Культуры, в ресторанах, кафе. Пережил многое. Научился играть на бас - гитаре, чтобы переждать смутное время, - чтобы через 10 лет убедиться – скрипка опять в почете.
Но самое главное, что скопилось в душе и отразилось в мелодиях, - это умение пойти навстречу настроению человека, понять его, помочь ему. Можно назвать это своим почерком, можно упрекнуть в излишней импровизационности, а можно и признать талант мастера камерного, искреннего, скрипичного звучания.
Вот это и подметил Розенбаум. И когда в очередной раз приехал на гастроли, позвал к накрытому столу героя новой песни. - Я не понял, зачем меня зовут, думал – в свое время Саша пошутил, когда обещал написать обо мне, а когда услышал первые слова песни – знаете, ну… заплакал. В общем, не ожидал. И сейчас, когда говорят, что в разных концах слышали, и за границей даже, радуюсь и верю, что не только обо мне это, а обо всех, кто спустился с парадных подмостков туда, где людям то грустно, то весело, где они отдыхают от наших вечных передряг.
Тогда в «Скифе», и теперь, в ростовском кафе «Рубин», рядом с Моней, вместе с Моней, дуэтом играл и играет Сергей Филонов. -Хорошо помню тот вечер, - говорит Сергей, - я почему-то сразу поверил, что Розенбаум свое слово сдержит. Мне тогда показалось, что обещание для него как соцзаказ перед самим собой: ведь о ком только не пишут песни, кроме тех, кто помогает певцу и композитору донести свой замысел до публики. А Соломон Наумович среди музыкантов фигура заметная, колоритная, чтоб ни исполнял, всегда с душой. Секрет открою Вам – лет тридцать играет многие вещи из своего большого репертуара. Но даже мне, его партнеру, слушать каждый раз интересно и удивительно: сколько же оттенков может мастер найти в одной и той же мелодии. Вот и выходит, главное не что играть, а как.
Кстати о репертуаре. На наш вопрос, стабильны ли вкусы ростовской публики (может, ей в час веселья все равно, что слушать) Соломон Наумович ответил так:
- Что вы, как вы могли так подумать. Публика чувствует все, что душа ощущает. Вот сейчас, например, стали заказывать, представьте себе, «Я люблю тебя, жизнь!», «Огней так много золотых на улицах Саратова…», песня про зайцев, ну, знаете «А нам все равно». Чувствуете? Это же три вида мироощущения нашего тревожного времени…
-Ну, почему же Чардаш в вашем исполнении так слушают в любые времена?
- Так ведь любви люди хотят, и главный дефицит сегодня – не колбаса, не водка, а душевность, внимание, забота.
- Извините, мы разговариваем в подсобке кафе, которое без вашей музыки, без хороших блюд вполне кое-кто кабаком обозвать может. Так вот, если спросить у вас именно здесь, на не самом популярном рабочем месте, что для Вас в понятии «Ростов-папа»… Что бы вы ответили?
- Ну, во всяком случае, не о блатных традициях бы вспомнил, их поверьте, в Москве не меньше, чем в Ростове и Одессе. А вот о том, что это всегда был город, тянущийся к культуре, к музыке, к зрелищам я бы сказал. Беда, что в прошлое это очень быстро уходит. Три скрипки на двадцать пять кафе и рестораны – это штришок маленький, но темный.
- Ну, а что бы вы сказали про Одессу-маму?
- Одесса, она всегда была и остается Одессой – веселой, зажигательной, задорной. Мне было десять лет, когда мой папа вообразил, что я талантливый ребенок, и повез меня в Одессу показывать профессору музыкального интерната имени Столярского. Кстати сказать, в те времена детей стахановцев и ударников принимали не только на отделение ударных инструментов. Так что туда я не попал. Но помню как в поезде ехавшие с нами в одном купе одесситы, узнав, что нам негде остановиться, пригласили к себе. И десять дней мы жили в этой семье как самые близкие родственники. Это для меня – Одесса, у которой веселый нрав, сочетается с удивительным участием к людям.
… Перерыв закончился. И снова в небольшом зале ростовского кафе «Рубин» перед публикой стали двое с музыкальными инструментами. И когда зазвучала скрипка, и люди, подчиняясь её зову, готовы были вместе с ней плакать и смеяться, стало ясно, почему и часы работы на дверях этого кафе висит большой амбарный замок. Здесь аншлаг всегда. Здесь, где играет удивительный «скрипач ростовский Моня». О котором написал такую хорошую песню ленинградец Александр Розенбаум.
Б. Демержиба, В. Дядюшенко.



«Скрипач в Агате»

Вы еще не забыли Моню, того самого скрипача, которому Розенбаум посвятил песню? Как выяснилось, слухи о его смерти оказались слегка преувеличенными. Соломон Наумович Телесин жив и выглядит гораздо моложе своих 68 лет. Но теперь Моня не имеет постоянного места работы, а живет вольной жизнью свободного художника. В беседе с корреспондентом N Моня сообщил, что нынче играет не только по кабакам, а всюду, куда его приглашают. А приглашают его на презентации, бизнес-семинары, в хорошие дома и т.п. Но все же у вас есть возможность услышать божественную скрипку Мони в кафе «Агат», что расположено недалеко от Дворца спорта. Однако статус вольного художника вносит свои коррективы, и послушать Моню вы можете лишь в будние дни и только днем с 12:00 до 16:00, исключение составляет вторник – в это день Соломон Наумович работает с 19:00. Моня по-прежнему бодр и подтянут, все так же весел и жизнерадостен, придерживается демократических взглядов и к новому году собирается в Германию по частному приглашению. Так что, господа, поторопитесь в «Агат», а то не известно, когда Вам еще доведется услышать Моню, игре которого позавидовал бы сам Паганини.

Иван Костенко.
Ростовская газета «Город N», 6.10.1993

«Моня, бис, Моня, браво…»

Имя этого человека более известно, чем имена многих политиков. Оно звучит в каждом доме, где хриплый голос Шуфутинского поет: «… Моня, бис, Моня, браво!». Но не всем известно, что Моня – реальный человек. Впрочем, пора назвать его полное имя. Знакомьтесь: Соломон Наумович Телесин. С «неизвестным» известным ростовчанином встретился наш корреспондент.

Соломон Наумович, скрипача Моню знают все, а вот Соломон Телесин, к сожалению, мало известен. Расскажите, пожалуйста, о своей жизни.
- А что рассказывать? Родился я в Ростове в 1926 году. Когда мне испонилось 10 лет, родители настояли, чтобы я пошел в музыкальную школу. Началась война, и я с родителями и братом эвакуировался в Азербайджан, качал вручную мазут. В 44-м меня призвали, так что пришлось повоевать немножко. Затем демобилизация. Вернулся домой, восстановился в музыкальное училище – до войны уже успел проучиться в нем год. Я в детстве мечтал стать хорошим скрипачем, но столько лет продержать в руках пулемет вместо скрипки… Хотя я работал в филармонии, в джазовом оркестре.
- Мечты о карьере скрипача – и вдруг ресторан. Почему?
- Все очень просто. Закончив училище, я работал в филармонии. Оклад был мизерный, а я ведь пришел из армии в шинели, так и ходил в военном обмундировании. А нужно же одеваться – молодой парень. Дирижер Григорий Цвайг сначала перетянул меня в цирк, в оркестр. А тут открылся ресторан «Театральный», и я получил приглашение работать в нем. С него все началось, а потом я работал в «Агате», «Тихом Доне», да много где работал.
- И какого было работать? Трудно?
- Да ну что Вы, наоборот, весело. Каждый день водка. Нет это шутка. Хотя музыкантам приходилось себя контролировать, ведь каждый подносит рюмочку, отказываться неудобно, а надо же работать. Некоторые просто спиваются. А если честно… Знаете, когда люди подходят, дарят цветы, целуют, благодарят, не может быть и речи об усталости, чувствуешь, что нужен им, вот и играешь. Я отчасти поэтому сейчас и не играю: раньше в ресторан приходили отдохнуть, пообщаться, а теперь залы пустые и публика уже не та, да и годы у меня, конечно, уже не те.
- Соломон Наумович, я всегда воспринимал Вас как вымышленный образ, легенду. Хотя вы и есть легенда, человек-легенда.
- Да это все Саша (Розенбаум – прим. авт.) виноват! А вышло все так. Я одно время работал в «Скифе». Небольшой, уютный ресторанчик, куда, как вышло, заходили все, кто приезжал в Ростов на гастроли. Были у нас и Чепрага, и Антонов, и «Маврикиевна» знаменитая. Один раз заглянул Розенбаум. Мы сели, разговорились, и он вдруг пообещал: «Знаешь что, Моня, я о тебе песню напишу». «Да ну, - говорю, - брось». И не обратил внимания. А как-то подходит директор наш: «Соломон Наумович, собирайся, поедем». Я подумал, играть где-то надо. Приезжаем в «Петровский причал» - там стол накрыт. Я стою, не понимаю, что к чему, тут заходит Саша с гитарой в руках. Мне-то уже говорили, что есть песня, но сам я еще не слышал. Саша поет, а у меня слезы градом. Ну а потом он эту песню со сцены стал исполнять, и Миша Шуфутинский тоже. Помню, Миша как-то приезжал, так мы с ним в «Ростове» всю ночь друг другу играли и пели. А однажды Розенбаум меня на сцену вытащил.
- ?...
- У него были гастроли в Ростове, я пришел на концерт, он и говорит мне: «Моня, возьми завтра с собой скрипку». Я сначала отказался, говорю Саше: «Я боюсь, ты такой известный». Но он меня уговорил в конце концов. Я дома во фляжку немного коньяка налил, положил во внутренний карман. Прихожу, он мне говорит: «Значит, как я буду петь «Здравствуйте, гости», ты выходи и начинай играть. Куплет проиграешь и прекращай». Стою за кулисами, у самого коленки дрожат. Тут менеджер Сашин мне машет – выходи, мол. Разволновался, забыл, что останавливаться надо было, так мы и играли вместе до последнего. Песня закончилась, народ на сцену лезет с цветами. Мне не удобно, цветы дарят не Саше, а мне. В общем, это звездный час мой был.
- Вам не бывает просто обидно, что песню знает вся страна, а вас даже не все ростовчане?
- Нет, я об этом никогда не думал. Я музыкант, мне каждый может позвонить – и я буду играть. А насчет того, что не знают… У меня много друзей, семья, внук – они меня любят. А это главное.

Беседовал Александр Ключников.
11.11.1994
Домашняя газета.

Скрипача Мони больше нет.

2 мая 1995г, на 69-м году жизни тихо и незаметно скончался Соломон Наумович Телесин, более известный всем как «скрипач ростовский Моня» из популярной песни Александра Розенбаума. К сожалению, о смерти Соломона Наумовича мы узнали слишком поздно, но не посвятить ему несколько строк не могли: Моня был частью Ростова, человеком-легендой. Полгода назад в одном из первых номеров «Домашняя газета» опубликовала интервью с Соломоном Телесиным. Уже тогда он казался очень уставшим от жизни человеком: последнее время у него почти не было заказов на работу в ресторанах и на презентациях, давал знать о себе возраст. Но Моня старался выглядеть бодро, в разговоре с корреспондентом «ДГ» он вспоминал, как в 10 лет впервые взял в руки скрипку, как воевал, был в войну пулеметчиком, как попал после войны в ресторанный оркестр и, спустя несколько лет познакомившись с Александром Розенбаумом, стал героем его песни. А потом, надев тяжелый от орденов и медалей пиджак, Моня сыграл нам на прощание знаменитый «Полет шмеля».
8 апреля Соломон Наумович поступил в урологическое отделение БСМП-2. Тамошним врачам он был хорошо знаком: год назад он уже лечился у них, но тогда все обошлось. Как вспоминают медсестры, работавшие в палате, где лежал в последний раз Соломон Наумович, он был очень тихим и терпеливым пациентом, а одной из них всегда в благодарность за труд целовал руки после сделанного укола. Часто в палату к нему приходили дочь и внук – студент экономической академии.
Болезнь протекала неровно, то отступая, то наступая, и во второй день мая Мони не стало… Врачи сказала – почечная недостаточность.
Но если человек действительно остается жив, пока жива память о нем, то можно смело утверждать, что легендарный ростовский скрипач Моня не умрет никогда.

Александр Ключников.
Домашняя газета,26 мая 1995.


Интервью с Шуфутинским

Есть ли в вашем репертуаре еврейские песни?
- Их немного. Среди них - песня Александра Розенбаума "Скрипач Моня".

Скрипач аидиш Моня, в своих сухих ладонях
Мое ты держишь сердце, как горло держит стих.
Смычком едва касаясь завитых струн красавиц,
Грехи мои больные отпусти.

Я эту песню обработал в национальном звучании. К сожалению, я не выучил ни идиша, ни иврита. Моя бабушка говорила на идише, но в Москве не было принято выставлять все это напоказ. А если говорить о моих музыкальных пристрастиях, то мой музыкальный вкус сформировался из сплетения разных национальных принадлежностей и жанров. Я любил джаз, занимался классической и хоровой музыкой. Поэтому моя музыка - общероссийская, порой с одесским ароматом. Это и есть российский шансон, который имеет и цыганские, и еврейские корни. Впрочем, я стараюсь избегать определений, не хочу вешать ярлыки.

19.08.2003