[ilja]

Анекдот в зарубежных исследованиях XX века

Терминологические замечания

В течение ХХ в. в зарубежных исследованиях было представлено различное понимание термина анекдот. Согласно "Этнопоэтике" [Jason 1975], "Словарю литературных терминов" (Cuddon 1977], "Энциклопедии простых форм" [Simple Forms 1994] anecdote представляет собой короткую, нередко нравоучительную, историю о знаменитых людях и служит для репрезентации героя анекдота как представителя определенной социальной группы или эпохи [Putz 1994]. Примерно так же понимали анекдот и в России конца XVIII - XIX вв. (см. определение анекдота для этого периода: Курганов Е. "У нас была и есть устная литература…" // Русский литературный анекдот конца XVIII - начала XIX века/ Сост. и прим. Е. Курганова и Н. Охотина. 1990. С. 3-4). В некоторых англоязычных работах термин anecdote имеет несколько иное значение (тип нарратива, рассказываемого от третьего или первого лица, родственный и легенде, и шутке, близкое к нашему представлению о бытовой сказке или сказке-анекдоте (ср.: Мелетинский Е.М. Сказка-анекдот в системе фольклорных жанров// Мелетинский Е.М. Избранные статьи. Воспоминания. М., 1998. С.321). Термин anecdote используют и исследователи советского фольклора, подчеркивая тем самым уникальность советского (особенно политического) юмора [Dolgopolova 1981; Marshall 1992 и др.].

С анекдотом в современном русском понимании этого слова также соотносится с некоторыми оговорками - английское joke, или немецкое Witz. Следует отметить, что в русской традиции различаются шутка как речевой жанр и анекдот - как жанр фольклорный (для зарубежных исследований такое разделение менее характерно). В "Энциклопедии простых форм" разница между joke и anecdote определяется следующим образом: anecdote связан с историческим героем или прецедентом, для joke характерна вымышленная ситуация [Putz 1994:11].

В англоязычной научной литературе существует несколько специальных терминов, обозначающих разные типы joke (все они по-русски передаются словом анекдот): numskull tale, blason populaire/ethnic slurs, Shaggy Dog Story.

Согласно указателю Х.Ясон [Jason 1975: 54] термин numskull tale соответствует немецкому Schildbьrgerschwank, русским сказкам о пошехонцах, анекдотам о габровцах. В англоязычной литературе он часто применяется при исследовании "этнических" анекдотов, например, американских анекдотов о поляках [Dundes 1971b].

Синонимичные термины blason populaire и ethnic slurs обозначают как существующие в данной культурной группе этнические стереотипы, которые хорошо известны всем членам этой культурной группы [Grzybek 1994:19], так и тексты, в которых эти стереотипы обыгрываются (например, поляки в представлении американцев - грязные, глупые, нечистоплотные, и анекдоты рассказываются про грязных, глупых поляков).

Термином Shaggy Dog Story [Partridge 1953] обозначается определенная разновидность анекдотов, близкая русскому типу абсурдного анекдота, возникшая изначально из серии историй о животных (преимущественно - собаках). (Shaggy dog story: 1) буквальный перевод - "история о пуделях", 2) "анекдот с неожиданной концовкой, часто абсурдной" (Новый большой англо-русский словарь / Под ред. Ю.Д. Апресяна. М., 1993).

Так как все вышеперечисленные группы текстов подпадают под понимание анекдота в русской традиции, в дальнейшем здесь будет употребляться привычный русскому читателю термин анекдот.

По частоте обращения исследователей к конкретному материалу первое место делят между собой "еврейские анекдоты" [Davies 1986; Ben-Amos 1973] и русские "антисоветские" анекдоты [Dolgopolova 19826; Draitser 1982]. Огромное количество работ также посвящено интерпретации анекдотов о представителях разных национальностей - ethnic jokes [Davies 1990; Barrick 1970], "сексуальным" и "садистским" циклам: dirty jokes, sick cycles of jokes, cruel joke cycle [Abrahams 1961, 1963, 1964; Sutton-Smith 1960]., Shaggy Dog Stories [Brunvand 1963] и др. Внимание исследователей привлекают и новые циклы анекдотов, возникшие на основе фильмов, мультфильмов, телепередач и т.д. [Barrick 1980].
Исследование анекдота методами психоанализа и социальной психологии
История изучения анекдота в XX веке началась с опубликования в 1905 году работы Фрейда "Остроумие и его отношение к бессознательному" [Фрейд 1997]. Его тезисы стали отправной точкой для многих интерпретаций анекдота. Теория Фрейда объясняет существование и распространение анекдотов тем, что они выражают скрытый смысл, который Супер-Эго, являющееся внутренним цензором, не дает выразить человеку прямо. Реакция смеха облегчает человеку выражение этого скрытого смысла. Поэтому анекдот может выступать в качестве компенсатора, который позволяет защититься от негативных эмоций, поступающих извне. Причиной воспроизведения анекдотов с сексуальными намеками объявляется попытка рассказчика обратить на себя внимание третьего лица (которое присутствует при воспроизведении анекдота, но не является непосредственным его адресатом), при этом речь идет о внимании преимущественно сексуального характера. Эти положения породили определенную традицию отношения к анекдоту

как к компенсатору испытанного стыда, страха, отвращения и т.д.,

как к способу выражения невербализируемых желаний,

как к способу выражения скрытого протеста (обход цензора почти в прямом смысле),

как к выражению скрытой агрессии со стороны одной социальной группы по отношению к другой социальной группе.

Другим "общим местом" в изучении анекдота на Западе стало использование таких текстов в качестве источника для реконструкции представлений и установок определенных социальных групп, в которых эти тексты бытуют. Также на основании сопоставления совокупностей таких текстов и представлений о картине мира различных социальных групп исследователи пытаются определять среду, в которой тексты функционируют.

Отсутствие четкого понятия жанра, почти полное отождествление точки зрения, выраженной в самом тексте анекдота, с точкой зрения его рассказчика (а также социальной группы, к которой принадлежит данный рассказчик), понимание анекдота прежде всего как носителя стереотипных установок (свойственных данной социальной группе), например, в работе Вильсона [Wilson 1979] приводит к тому, что joke и humor (т.е. анекдот и юмор) воспринимаются как синонимы.
Анекдот с точки зрения проблемы гендерных отношений: отталкивание и/или притяжение?
Самым полным на сегодняшний день исследованием по данной проблеме является работа Легмана [Legman 1975], где, наряду с тематической классификацией огромной коллекции dirty jokes, присутствует попытка проследить механизм возникновение анекдотов на "запретные" темы. Легман, следуя концепции Фрейда, связывает их распространение с потребностью человека обозначить свою принадлежность к некоторой социальной группе, акцентировать ее специфику и собственное представление о ее роли в обществе, привлечь к себе внимание со стороны социума в целом.

Опровергая классическую точку зрения на женщину как на пассивный объект сексуального внимания, некоторые исследователи (Flieger 1983, Reinche 1991] спустя почти 80 лет применяя теорию Фрейда к феминистским анекдотам, показывают, что женщинам тоже свойственно использовать агрессивные сексуальные шутки по отношению к мужчинам (воспринимаемым как пассивные партнеры).

На этом фоне постфрейдистских концепций выделяется своим тонким наблюдением Нэнси Райс (Ries 1997], исследовавшая вопрос влияния гендерных различий на функционирование речевых жанров в определенных социальных ситуациях. Она заметила, что в перестроечной России присутствие анекдотов в мужских и женских ламентациях тоже разграничено по гендерному признаку: женщины жалуются на разруху, не рассказывая анекдотов, мужчины предпочитают рассказывать анекдоты, демонстрирующие цинизм и безразличие к происходящему.

Другие исследователи пытались выяснить зависимость между гендерными группами и предпочтениями в тематике рассказываемых анекдотов на основе социологических исследований. По их данным, например, анекдоты об изнасиловании считаются более смешными среди женщин, чем среди мужчин, и связано это, как считают исследователи, с переживанием коллективного опыта или эмоций, присущих данной группе [Burns 1975, Middleton 1959, Mitchell 1977].
Функции политических анекдотов: тотальное диссидентство или безрассудство?
При анализе политического советского юмора делаются два допущения:

1) анекдоты выражают мнение той социальной группы, которая их рассказывает

2] так как, по многочисленным данным, рассказывает антисоветские анекдоты большинство населения, значит, оно разделяет точку зрения, выраженную в анекдоте [Abrahams 1967, Benton 1988, Brunvand 1973, Davies 1988, Dolgopolova 1981, Dolgopolova 1982, Dundes 1971a, Larsen 1980].

В результате исследователи заподозрили все население Советского Союза в пассивном диссидентстве, а также в антисемитизме [Draitser 1994]. С этой позиции советский политический юмор, как, кстати, и политический юмор вообще [Brandes 1977], представляет собой, по мнению исследователей, тотальный протест против официальной идеологии. Особое внимание уделяется анекдотам сталинского периода как социально-политическому фактору, эмоционально регулирующему и компенсирующему ситуацию подавленности и страха [Nilsen 1990, Thurston 1991, Yurchark 1997, Wade 1988]. Анекдот в такой атмосфере представляется способом эмоционального самосохранения [Farrer 1973, Draitser 1982, 1989a,1989b, 1994].

Существование политического анекдота объясняется отсутствием официального признания и запретом на любые формы юмора, представляющие государственный строй и жизнь Советского Союза в смешном и "низком" виде. Также делаются попытки определить конкретную среду, в которой рождаются антисоветские анекдоты [Штурман 1985, Драйцер 1987, Beckmann 1980, Draitser 1982, 1989a,1989b, 1994,1998] .

Исследование отдельных циклов советских анекдотов представлено статьей Керти [Kurti 1988] о чернобыльском цикле анекдотов, где сделана попытка (вообще характерная для части американской фольклористики, занимающейся малыми жанрами фольклора) проследить возникновение цикла анекдотов и объяснить социально-психологический механизм, благодаря которому переживание последствий природной или социальной катастрофы выражается в создании достаточно "садистских анекдотов".
Анекдот с точки зрения взаимоотношений этнических групп
"Еthnic jokes" - это анекдоты, рассказывающиеся про представителей разных этнических групп. "Этнические анекдоты" могут быть двух типов - рассказы о представителях одной этнической группы и рассказы, содержащие сопоставление представителей разных этнических групп. Для второй группы анекдотов характерно маркирование представителей других этнических групп как хитрецов или дураков (а иногда также приписывание им стереотипных характеристик данной этнической группы, не имеющих четкого оценочного характера). В фундаментальном исследовании Кристи Дэвис [Davies 1990] предложена удачная теория объяснения существования анекдотов о представителях других национальностей.. Дэвис поставила перед собой задачу, во-первых, типологического исследования таких анекдотов, и во-вторых, - прослеживания во времени трансформацию социальных стереотипов и установок, содержащихся в этих анекдотах. Дэвис говорит о том, что этнические шутки - это не фиксация негативной реакции социума на какой-то чуждый элемент, а наоборот, показатель признания данной социальной группы со стороны ее окружения.

Используя огромный материал, Дэвис наглядно демонстрирует, что в каждой культуре существует два типа анекдотов о представителях другого народа: о "дураках" и о "хитрецах", и этнические анекдоты могут существовать только при наличии полной парадигмы:

хитрецы - нормальные люди (они же - рассказчики анекдота) - дураки

Представление о "дураках" и "хитрецах" связано с представлениями данного социума о себе как о "норме". "Другие" ( под "другими" в истории развития обществ сначала, как отмечает Дэвис, подразумевались жители близлежащих поселений) могли отличаться от "нормы", например, другим отношением к работе и праздному времяпрепровождению. Дэвис выделяет несколько оппозиций, по которым могло происходить разделение на "нормальных" и "дураков", норму и аномалию: дураки могли представлять собой периферию по отношению к центру, или "подавленную" культуру по отношению к доминантной, сельскую культуру по отношению к городской и т.д.

Отдельно разбирая североамериканские этнические стереотипы, Дэвис отмечает, что для этого культурного ареала характерна оппозиция

чистота (что равняется святости в протестантской культуре) - грязь (в физическом и моральном смысле),

на этом построены, например, большинство анекдотов о поляках (напоминающие наши анекдоты о чукчах).

Причину такого широкого распространения данного цикла исследователи также видят в том, что он заменил собой цикл анекдотов о неграх, которые уже считаются недопустимыми в современном американском обществе [Bennett 1964]. Отдельные работы других исследователей прослеживают возникновение и дальнейшее формирование этнических стереотипов в анекдотах, возникших в результате постепенного знакомства индейцев и белых [Dorson 1946, Green 1975].

Своевременно фиксируются и комментируются новые "этнические циклы" анекдотов [Abrahams 1964 Barrick 1970, Brunvand 1970 Clements 1969, Davies 1987 Draitser 1998 Dundes 1971b, 1975b, 1979a Jangen 1959 Jansen 1965 Jarvenpa 1976, Klymasz 1980, Kravitz 1977, Preston19731975 Simmons 1966, Vieria 1980, Welsch 1967, Zenner 1970], например, про папу Иоанна Павла II, который, как известно, поляк по происхождению [Dundes 1979a, Fish 1980].
Проблема самоосмеяния и/или высмеивания других в "еврейских анекдотах"
Из всех этнических анекдотов особое внимание исследователей привлекают "еврейские анекдоты" 6 [Davies 1986, Dundes 1971b, 1983].

Основанием для таких исследований служит утверждение Фрейда об одной особенности "еврейских анекдотов": в них часто высмеивается сам образ еврея - происходит своеобразное травестирующее самоописание. Некоторые работы, опираясь на методы психоанализа, доказывают, что такое самоосмеивание присуще еврейской культуре в целом и связано с социальным положением евреев как изгоев [Oring 1973, 1983]. Последнее способствовало появлению навыков кооперирования и приучало к ситуации постоянной защиты от внешней угрозы. На этом построена гипотеза Драйцера о причинах феноменальной распространенности анекдотов на еврейскую тему в Советском Союзе [Draitser 1994]. Некоторые фольклористы пытаются проследить динамику тенденции к самоосмеянию в "еврейских анекдотах", доказывая, что изначально юмор не был свойственен еврейскому народу, а появился как эмоциональная форма защиты от внешней социальной угрозы [Rosenman 1979]. Рейк [Reik 1962] считает, что такая особенность еврейского юмора связана с тем, что еврейской нации свойственны как черты паранойи, так и черты мазохизма. Некоторые исследователи [Cray 1964] отмечают наличие в американских версиях "еврейских анекдотов" ослабление тенденции к самоосмеянию [Katz 1971] и выделение новых черт [издевательство и обман представителей других национальностей и/или конфессий) в характере одного из главных героев еврейского фольклора - рабби, что связано с относительным благополучием евреев в США.
Функция юмористических рассказов в примитивных обществах
Эта линия исследований, к сожалению, у нас очень мало разработана. Но ряд западных антропологических работ на материале таких анекдотических рассказов народов Океании или индейцев Северной Америки прослеживает интересную зависимость некоторых форм юмора от обрядов.

Во многих случаях осмеивание является частью ритуала, при этом насмешкам со стороны молодежи подвергаются старейшие члены племени [Howard 1962].

Высмеивание младшими старших также у некоторых народов является особым элементом взаимоотношения представителей самого младшего и самого старшего поколения, причем эти шутки связаны с табуированной темой - с темой смерти.

Также у жителей островов Океании существуют своеобразные анекдотические рассказы [Luomala 1966] про жителей соседнего клана/племени, мораль которых: "Смотри, как не надо делать". Эти истории [numskull tales] во многом напоминают, например, наши истории о пошехонцах.
Проблема возникновения и распространения "elephant joke cycle": "детские шуточки" или рефлексия взрослых?
В 61-65 годах был зафиксирован большой всплеск анекдотов - так называемых elephant joke cycle (буквальный перевод elephant joke cycle - "цикл анекдотов/шуток о слонах".), сразу же привлекший внимание исследователей [Abrahams 1961,1963; Barrick1964a, 1964b, 1974; Cray 1967; Dundes 1963; Oring 1975]. Своеобразная логика и структура этих анекдотов привела к тому., что многие исследователи считали этот цикл преемником Shaggy Dog Story. Такие анекдоты, как уже говорилось, строятся на соотношении полного стереотипного набора характеристик животного (по отношению к которому история абсурдна), с небольшой группой характеристик (чаще - одной характеристикой), в пределах использования которой все оказывается неожиданно логичным. Так, например, на вопрос Как вы поймете, спрятался ли слон в Вашей ванне? Вам захочется дать ответ, в котором вы попытаетесь увязать слона с его размерами, отсутствием необходимости у слонов в ваннах (особенно в Вашей ванне). Но оказывается, что ответ подразумевал исключительно один признак слона, по которому он (следуя логике этого цикла) опознается, а именно - По слабому запаху арахисового масла от его дыхания.

Особой проблемой является, в частности, структура анекдота про слонов. Он представляет собой диалог из двух или четырех лаконичных реплик (вопросов и ответов). Поэтому многие исследователи склонны видеть в них не анекдоты, а юмористические загадки. Вопрос также вызывает и происхождение данного цикла: он впервые был зафиксирован в 62-63 годах у студентов некоторых колледжей и старшеклассников и быстро получил повсеместное распространение. Часть исследователей считает, что этот цикл впервые появился в среде школьников-подростков, другие, что он - продукт более взрослой, искушенной студенческой среды.

Остроумную гипотезу, объясняющую возникновение и распространение этих анекдотов, выдвинул Дандес [Dundes 1975]. Он считает, что в данных анекдотах рассказчик сознательно пользуется "маской ребенка" для выражения своей скрытой агрессии, которая из-за такой "маски" воспринимается несерьезно . "Такого рода шутки - это безвредная агрессия" [Dundes 1975:194]. В детстве человек, полагает Дандес, уверен в себе и в окружающем мире, поэтому необходимость бегства в мир детства, где нет "цензоров", возникает каждый раз, как появляется необходимость в чувстве безопасности и социальной комфортности. Исследователь показывает скрытую в данных анекдотах сексуальную подоплеку (хобот - это очередной фаллический символ и т.д.). Слон - выразитель сексуальной мощи, он связан с жестокостью и насилием, его следует бояться, он может быть обнаружен в Вашей постели, ванной, шкафу и т.д. Слон - это, в какой-то мере, гипертрофированная фигура Отца. Рассказчик (ребенок) способен его обмануть. Дандес видит в этих анекдотах элементы скрытого социопсихологического конфликта. Тем более что истоки данного цикла, по мнению исследователя, лежат в антинегритянских шутках, многие из которых по структуре и образам очень схожи с анекдотами о слонах. "Цикл о слонах" является, таким образом, социально менее конфликтным заместителем антинегритянского цикла [Ainsworth 1962].

Эта концепция легла в основу дальнейших исследований [Barrick 1980, Dundes 1979b, 1981, 1987, 1989] других анекдотических циклов, появляющихся в современном американском обществе, например, новых "садистских анекдотов" ("cruel joke cycle"), обязанных своим появлением фильму или мультфильму [Hirsch 1964, Schimaier 63-64, Sutton-Smith 1960, Walker 1958].
Принципы классификации анекдотов
Кроме уже упомянутой тематической классификации Легмана, предложен вариант классификации для Shaggy Dog Story, построенный по мотивно-сюжетному принципу Аарне-Томпсона [Brunvand 1963].

Также большое внимание уделяется внешней форме вышеперечисленных анекдотических циклов. Отмечается структурная близость этих анекдотов к загадкам [Abrahams 1964], что дает возможность классифицировать их как загадки.

Также существует интересный вариант классификации "cruel joke cycle" по принципу объединения анекдотов в группы с одинаковым зачином, что позволяет увидеть зависимость между сюжетом анекдота и его внешней структурой [Sutton-Smith 1960].
Как сделан анекдот
Исключением из уже сформировавшейся традиции изучения советских анекдотов стала концепция Брикера - Вишевского [Брикер 1989], где существование и распространение анекдотов и вообще юмора в советской культуре объясняется не компенсаторной функцией, а наличием в данной советской традиции некого "культурного текста". Авторы подчеркивают разницу между анекдотом и эзоповым языком. Если эзопов язык построен на принципе "говорим одно, а подразумеваем другое", то анекдот - на принципе: "говорим одно, подразумеваем одно и то же". Смех в этом случае является результатом сговора между рассказчиком и слушателем. То, что знают оба участника сговора - и есть "культурный текст".

К. Стоккер [Stokker 1995, 1996] провела замечательное исследование, задавшись вопросом о возникновении анекдота не с точки зрения структуры, а с точки зрения постепенного формирования цикла анекдотов про норвежского короля Хакона. Под воздействием сильного социального фактора (антифашистские настроения норвежского общества), в результате которого нейтральное восприятие норвежцами своего короля сменилось на горячую любовь, любое его действие приобрело статус социально значимого, что послужило толчком к возникновению антинацистского цикла анекдотов, положительным героем (!) которого является король Хакон.

Интересные наблюдения высказаны в статье Долгополовой [Dolgopolova 1981] относительно внутренней структуры анекдота - апеллирование в анекдоте в основном к настоящему времени, нарушение в анекдоте законов пространства и времени, воспринимающееся как норма, отсутствие в анекдоте разделения мира на "плохое" и "хорошее".

Подробному анализу с позиций социальной психологии на основе теории бисоциации [Johnson 1976, Koestler 1964] подвергается пуанта анекдота в исследовании Вильсона [Wilson 1979] и Вензеля [Wenzel 1983].

Вопрос о технике комического в анекдоте исследуется в статье Бергера [Berger 1994]. Вслед за Проппом и Фрейдом на материале советских анекдотов об армянском радио он выделяет 45 способов создания комического эффекта в анекдоте, которые подразумевают разную степень абстракции.

Вопреки ожиданиям, работ собственно о структуре анекдота в англоязычной научной литературе (в отличие от немецкоязычной) оказалось не так уж много, гораздо больший упор делается на фиксирование новых текстов или на объяснение социальных феноменов, способствующих возникновению анекдота.