[PALASH]

"АМНИСТИЯ-II":
ВСЯ ЛЕГЕНДАРНАЯ ПРАВДА - 5

У Жарова две дочки от двух браков. "У нас отличные отношения, дружеские, доверительные, -делился Геннадий. - Старшая - уже студентка, младшая - школьница... Я хороший отец, правда хорошим мужем меня назвать нельзя. Мне лучше живется одному - когда я хозяин своей жизни и не надо подлаживаться под чужой ритм... Ночью пишу, днем сплю. Вечером концерты. Гастроли, вечные разъезды тоже не способствуют крепости семейных уз. Женам музыкантов тяжело. Или надо бросить собственную жизнь и ездить с мужем, либо... ждать, ждать, ждать".

Вы - женщина, красивая с лица, Двадцатого столетья образца. Все, ровным счетом все-то Вам идет: И дождь, и снег, и даже гололед; И даже смех со скорбью пополам. Идет, конечно, Вам.

Рискну заметить, что этой балладе уже сейчас место - в золотом фонде бардовской песни. Ее нисколько не портит крохотная музыкальная цитата-отсылка к "Очарована, околдована..." в самом начале. "Ты - женщина" удивительна хотя бы тем, что лирическая героиня здесь - Русская Женщина. С большой буквы. А это уже эпос и Жарову он удался. Мало кому из нынешних поэтов оказалось под силу сказать о нашей современнице с такой полнотой чувств при подобной емкости выразительных средств. Любимая, жена, дочь, мать, вдова - все собрались в одной песне.

Спору нет, "Остров", позднее - "Ты - женщина" - великолепные песни о любви. Но то, что приходится по душе любителям авторской песни, совсем не обязательно вызовет прилив чувств у тех, для кого "Амнистия-П" - это "Ушаночка" и "Веревочка".

"Лирическая программа "Скользкая дорога" - полный провал, - считает Сергей Трофимов. -Поняли мы это очень скоро: только альбом вышел и вот уже 50% гастролей - как не бывало. "Амнистия" тогда напоминала актера, снявшегося в мелодраме после десятка успешных комедийных ролей. Роста, расширения рамок, закономерного, законного для творческой личности, публика может столь же законно не желать. Вспомним Никулина, Моргунова, Демьяненко, Царствие им небесное. Для нас они, прежде всего, Балбес, Бывалый и Шурик..." ...И на последнем альбоме "В Магадан командировочка...", словно исправляя лирические "ошибки", Жаров и компания кинулись в гущу братковских забав в Серебряном Бору, и не только. И появилась у "Амнистии" песнь о породе - сторожевой, бойцовой. "Боевому туркменскому волкодаву - Питону, посвящается":

...А ежели глаза на миг прикрою:
Ты предо мной стоишь, такой родной.
Я для тебя любого пса урою,
Я за тебя готов в смертельный бой!
Петрович, я без дела пропадаю.
И в этом ты, по-моему, не прав.
Писать тебе я в мыслях прекращаю.
Жму лапу, твой туркменский волкодав.

Сюжет: алабай (туркменский волкодав) Питон пишет письмо на Канарские острова, где отдыхает его хозяин Петрович. За сюжетом: Питону нельзя не драться. Он буквально пропадает без дела. У него на насчитывающем 3 тысячи лет роду написано: не будет боев 2-3 раза в год - конец породе. Волкодав станет комнатной собачкой. Разрекламированного бультерьра Питон порвет на части, но в бою до этого, как правило, не доходит. Собаки честнее людей: умеют признавать поражения. Хвост опустился - проиграл. Чуть что не по правилам - палку в зубы. Так что горы собачьих трупов - ложь.



Написал Жаров песню, а тут раз - и запретили собачьи бои. Но даже при таком раскладе Трофимову удалось засветить "Петровича" на ТВ. Кстати, кто такой Петрович? Трофимов: "Это Михаил Орский, человек авторитетный, меценат, друг группы. Дай Бог, побольше таких людей".

...Куда бы ни приезжала "Амнистия", всюду от музыкантов требовали "Ушаночку". Зазывали на бесчисленные банкеты. После концертов подходили какие-то, видимо, значительные, лица -

шикарно одетые, при положенных по званию золотых знаках отличия. Жали артистам руки, благодарили, просили спеть "на бис": "Пожалуйста, возьмите чаевые. На выходе вас ждет джип -домой подвезти". Жаров и Трофимов никогда специально не интересовались, что это за люди. Ну, нравятся им песни "Амнистии" - и хорошо. Потом приятели как-то просветили: "А знаете, кто сейчас с вами говорил? Бобон его зовут..."

Ни "Амнистия", ни дружба с авторитетами не сделали Геннадия Жарова, Сергея Трофимова, Михаила Кулакова и Льва Аллилуева, даже вместе взятых, Михаилом Шуфутинским. "...Я человек состоятельный и самостоятельный, - говорил Жаров в беседе с журналистом Натальей Бояркиной. - Сам стираю, глажу, мою, готовлю. Живу в коммуналке, но если бы хотел чего-то большего в материальном плане - имел бы. Но меня все устраивает".

...В чем-то похожие, но такие разные, герои сборной книги "Легенды Русского Шансона": авторы-исполнители, сугубые певцы; пророки-говоруны и молчуны; верные канонам жанра традиционалисты и экспериментаторы; попсовики от блатняка, расчетливые коммерсанты; выходцы из кабака, подворотни и домашней студии; бывшие зэки; битые жизнью люди, волевые и решительные или, напротив, мягкотелые интеллигенты. Какие-то из этих черт находим у Жарова. Но есть и нечто, присущее только ему. Он - пловец по течению жизни: "Что Бог ни делает - все к лучшему". И существует себе потихонечку, без громких заявлений о роли жанра и своем месте в нем. Он не пророк, не вития. Но ведь и мудрость народная ненавязчива. И вспоминается почему-то Платон Каратаев в "Войне и мире". Толстого, оставшийся "навсегда в душе Пьера (Безухова) самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого..." Из разговоров Пьера с Платоном и песен "Амнистии" интересная бы музыкально-поэтическая композиция составилась. Каратаев: "Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить. Вот так-то, милый мой. А живем тут (в балагане для русских пленных - Р. Н.), слава Богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть..." Жаров:
Не грусти, приятель старый.
Погоди тоску встречать.
Без меня тебе на нарах
Одному недолго спать. Каратаев:
"Рок головы ищет. А мы все судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье,
дружок, как вода в бредне: тянешь - надулось, а вытащишь - ничего нету. Так-то..."
Жаров:
Мыкаюсь по свету.
Счастье есть, ай нету?
Погляжу налево,
Поверну направо -
Все полынь-отрава.
А над головою
Ой, небо-то какое!
Облака высоко
В небе проплывают,
Словно завлекают.
На небе досадно,
Ой, сыро и прохладно.
Возле того свету
Тоже счастья нету.
Нету, ну и ладно.

Не берусь записывать Геннадия Жарова в непротивленцы злу насилием. Но Каратаев в балагане для пленных мог бы спеть жаровскую "Мыкаюсь по свету..." как свое. Если бы эта песня существовала в 19 веке. Говорят, история не терпит сослагательных наклонений. Но Каратаев - лицо не историческое. А если бы и был, то что? Русский мужик-то вечен.