[PALASH]

«АМНИСТИЯ-II»:
ВСЯ ЛЕГЕНДАРНАЯ ПРАВДА

И что это на обложках своих первых пластинок они все такие припиджаченные, в костюмах, бабочках да манишках?! С таким-то низким, придушенным, надтреснутым голосом и с такими песнями Геннадию Жарову и компании впору примерять те самые ушаночки и телогреечки, о которых поет "Амнистия-П". "Сидел - не сидел" - эти вопросы в большей степени волнуют прессу, чем публику, - говорит Жаров. - Если нас слушают люди бывалые, значит мы для них - правда жизни. Ни в каких "понятиях" не сыскать запретов тому, кто не "парился", петь эти песни. А насчет достоверности... Вы Рафаэлю, например, верите? Верите, что он написал именно Богородицу с младенцем, а не кого-то еще? По-моему, весь мир давно это признал. Русский писатель 19-го века Гаршин, кажется, так сказал: "Рафаэль написал Мадонну, а не сама Богородица"".

...А шапка-то музыкальная крепко на Жарове сидит! И телага как влитая! В Жарова и, кстати, его "тюремное" прошлое, поверили сразу, безоговорочно - благодаря всего одной песне. Одна-единственная "Ушаночка" сделала "Амнистию" живыми классиками блатной песни.

Бегут, стучат,
Бегут колесики гуськом.
Спешат, хотят
Пугнуть парнишечку сибирским холодком,
А я ушаночку поглубже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну,
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Бегут деньки,
Бегут неведомо куда.
Зовут меня
Туда, где в дымке зеленеют города,
А я ушаночку поглубже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну,

Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.
Бегу один,
Бегу к зеленым городам
И вдруг - гляжу:
Собаки мчатся по запутанным следам,
А я ушаночку поглубже натяну
И в свое прошлое с тоскою загляну,
Слезу смахну,
Тайком тихонечко вздохну.

"Ушаночка" с воли грела не одного зэка - в следственном изоляторе в ожидании приговора, в ШИЗО, в сумасшедшем безделье "нерабочей" зоны, среди тотального стукачества зоны "красной", где "семейник" "семенника" вложит. "А ведь слова - ничего особенного!" - недоумевал автор. Дело не в тексте, дело в хите, как стали говорить позднее. Жарову удалось сделать настоящий блатной шлягер. Тут и живая, пульсирующая гитара, и клавишная "подложка", в размахе которой - огромные сибирские просторы, и ударные - "тук-тук" - каблуками убегающего зэка. Все есть в этой песне: пустые белые пространства с торчащими из-под снега вышками зон, стук колес вагон-зака, тоска - по прошлому, слеза - по настоящему - ведь сколько еще сидеть! Тягомотно-тусклые, один на другой похожие дни тащатся так медленно, что, кажется, будто... бегут. И зовут эти дни серые - куда? В прошлое? В будущее? Мрачно? Да ничуть! Юмор, ирония этой песни - вот что помогало благодарным слушателям. А мыслилась-то "Ушаночка" как серьезная лирическая песня, музыкально - нечто, близкое к ритм-энд-блюзу. Будущий продюсер "Амнистии-11", а в 80-х - просто музыкант Сергей Трофимов (Не путать с певцом Трофимом - Р. Н.) с высоты своего образования (он окончил Институт культуры) давал коллегам драматургические советы: мол, песня эта из серии "руки за спину". "Теперь она мне уже не принадлежит, - говорит автор. - Кто как хочет, так ее и воспринимает. Но когда во время одного из первых открытых исполнений народ повскакивал с мест и принялся танцевать... - признаюсь, меня этот рок-н-ролл шокировал".

"Когда уже в середине 90-х у нас пошли "ночники" (концерты в ночных клубах и ресторанах - Р. Н.), и раз за разом публика бросалась под "Ушаночку" в пляс, мы озадачились: а кто вообще сделал песню плясовой? Собрались с музыкантами, аранжировщиками, поразмыслили и пришли к выводу, что дело, прежде всего, в рефлексах. Возьмешь ноту "ля" второй октавы - собака воет, а под "ми" - молчит. Так же и с человеком: определенные звуки в соответствующей атмосфере и при определенном наборе инструментов ударяют человеку в некую точку, и он начинает плясать. Такой крик души, переходящий в танец. Текст при этом может быть каким угодно - он здесь не играет никакой роли". "Полный, братцы, ататуй! Панихида с танцами!" - лучше, чем Галич, подобную атмосферу не передать. Жаров варьирует настроение всего одним словом и слово это - "ушаночка". Одно слово от грустного до неуклюже-смешного...

Нет, не так все однозначно с текстом. Прав Геннадий: просты его слова, но у этих слов есть ритм - пульсирующий, как и гитара, чередующийся: короткая, рваная, но тягучая первая строчка - длинная, но быстрая - вторая. Ну, и фирменный жаровский флер деревенщины его просто нельзя не почувствовать. Невооруженным ухом в "Ушаночке" слышно: "бя-ХУУТ", "хля-жуу". Пилу "Дружба-2" им бы на пару с продюсером Трофимовым и в кедровник какой-нибудь:

Снизу недра, сверху кедра, Между ними лагере-о-ок. Нынче я ужасно нервный: У меня окончен срок!

Забавно, но "деревенщина" Жаров родился и поныне живет в Москве, в Измайлове.

Что буду я измайловский - не думал, не гадал, Родильный дом слезою детскою оплакав,

И, как все люди добрые,

на жительство попал В Измайлово из коммуналок и бараков.

"В измайловские новостройки переселяли целые барачные районы, - вспоминает Геннадий. - В нашей школе оказалось много шкетов с соседней Соколинки. Однажды (в пятом классе я учился) подваливают на перемене двое, достают перья: мол, мол, гони 5 копеек на пирожок. Вечерами на улице одинокие прохожие чувствовали себя неуютно. Во-первых, освещение во дворах похуже было, а, во-вторых, идешь ты по улице, а навстречу кодла человек в сто ползет-извивается, как многоножка, попутно снося телефонные будки...

"Жаров полагает, что ему страшно повезло с тогдашним кругом общения - богемно-хулиганским. Одни ребята относились к породе меломанов. Таскали пластинки, катушки; переписывали. Из их среды впоследствии вышли музыканты, поэты, художники. Но были и пацаны, у которых вся семья сидела - еще при Сталине. И они, продолжая "традиции", тоже готовились сесть. Единым кругом все это пестрое, порой не совпадавшее по интересам сообщество становилось, конечно же, в школе.

В неосвещенных подворотнях выучился я бренчать на шестиструночке и целоваться. И лучшие дворовые мои учителя - те, которые меня учили драться...